Неточные совпадения
— И то дело, — сказал комендант. — Ну, медлить нечего.
Ступай готовить Машу
в дорогу. Завтра чем
свет ее и отправим, да дадим ей и конвой, хоть людей лишних у нас и нет. Да где же Маша?
Кутузов, задернув драпировку, снова явился
в зеркале, большой, белый, с лицом очень строгим и печальным. Провел обеими руками по остриженной голове и, погасив
свет, исчез
в темноте более густой, чем наполнявшая комнату Самгина. Клим,
ступая на пальцы ног, встал и тоже подошел к незавешенному окну. Горит фонарь, как всегда, и, как всегда, — отблеск огня на грязной, сырой стене.
И вдруг неожиданно суждено было воскресить мечты, расшевелить воспоминания, вспомнить давно забытых мною кругосветных героев. Вдруг и я вслед за ними иду вокруг
света! Я радостно содрогнулся при мысли: я буду
в Китае,
в Индии, переплыву океаны,
ступлю ногою на те острова, где гуляет
в первобытной простоте дикарь, посмотрю на эти чудеса — и жизнь моя не будет праздным отражением мелких, надоевших явлений. Я обновился; все мечты и надежды юности, сама юность воротилась ко мне. Скорей, скорей
в путь!
Два давешних глаза, те же самые, вдруг встретились с его взглядом. Человек, таившийся
в нише, тоже успел уже
ступить из нее один шаг. Одну секунду оба стояли друг перед другом почти вплоть. Вдруг князь схватил его за плечи и повернул назад, к лестнице, ближе к
свету: он яснее хотел видеть лицо.
Ступая осторожно по талому снегу, — это было
в феврале, — Петр Николаич направился мимо рабочей конюшни к избе, где жили рабочие. Было еще темно; еще темнее от тумана, но
в окнах рабочей избы был виден
свет. Рабочие вставали. Он намеревался поторопить их: по наряду им надо было на шестером ехать за последними дровами
в рощу.
— Ах, ваше сиятельство! да ведь, благодаря вам, все
свет увидят! Ведь и
в кутузке посидеть ничего, если при этом сказано: понеже ты заслужил быть вверженным
в кутузку, то и
ступай в оную!
«Поверь! — старуха продолжала, —
Людмилу мудрено сыскать;
Она далеко забежала;
Не нам с тобой ее достать.
Опасно разъезжать по
свету;
Ты, право, будешь сам не рад.
Последуй моему совету,
Ступай тихохонько назад.
Под Киевом,
в уединенье,
В своем наследственном селенье
Останься лучше без забот:
От нас Людмила не уйдет».
— Что ты, бог с тобою! — вскричала хозяйка. — Да разве нам белый
свет опостылел! Станем мы ловить разбойника! Небойсь ваш губной староста не приедет гасить, как товарищи этого молодца зажгут с двух концов нашу деревню! Нет, кормилец,
ступай себе, лови его на большой дороге; а у нас
в дому не тронь.
Ступайте, полно вам по
свету рыскать,
Служа страстям и нуждам человека.
Усните здесь сном силы и покоя,
Как боги спят
в глубоких небесах…
Хочу себе сегодня пир устроить:
Зажгу свечу пред каждым сундуком,
И все их отопру, и стану сам
Средь них глядеть на блещущие груды.
«Обойди ты Нежин да пройди умненько Киев, так и
свет белый тирад тобой откроется, —
ступай — посвистывав!» Так говорят до сих пор, хоть нынче уж
в Н-не не те порядки, какие были назад тому четыре, пять лет.
«О ты, восьмое чудо
света,
Кем опозорен сам Шекспир,
Кто изуродовал Гамлета,
Купцы зовут тебя
в трактир.
Ступай, они тебя обнимут,
Как удальца, как молодца,
И дружно с окорока снимут
Гнилые лавры для венца —
Тебя украсить, подлеца».
— Вестимо, — отвечали
в одно время рыженькие, — знамо,
свет не клином сошелся;
ступайте, вы лошадь найдете, а мы покупщика.
О, если счастье неба будет
Иметь так много горечи, как этот
Единый поцелуй, то я бы отказался
От рая добровольно. Ах! Эмилия!
Ступай ты лучше
в монастырь,
Ступай в обитель — скрой себя от
света,
Умри!.. предвижу много страшного!..
О, если б никогда ее не знал я!
Но беда
в том, что ученье это редким из нас впрок идет: редкие решаются собственным умом проверить чужие внушения, внести
в чужие системы
свет собственной мысли и
ступить на дорогу беспощадного отрицания для отыскания чистой истины; большая часть принимает ученье только памятью, и если действует иногда рассудком, то не потому, чтобы внутренняя, живая потребность была, а потому только, что
в голову заброшено такое учение,
в котором именно приказывается мыслить.
В сенях, однако ж, никого не было, и помещица,
ступая осторожно
в багровом кругу
света, бросаемого фонарем, вошла
в избу.
— Ну, ступайте-ка, девицы, спать-ночевать, — сказала Манефа, обращаясь к Фленушке и Марьюшке. —
В келарню-то ужинать не ходите, снежно, студено. Ехали мы, мать София, так лесом-то ничего, а на поляну как выехали, такая метель поднялась, что
свету Божьего не стало видно. Теперь так и метет… Молви-ка, Фленушка, хоть Наталье, принесла бы вам из келарни поужинать, да яичек бы, что ли, сварили, аль яиченку сделали, молочка бы принесла. Ну, подите со Христом.
Оба, сапожник и сирота, идут по полю, говорят без умолку и не утомляются. Они без конца бы ходили по белу
свету. Идут они и
в разговорах про красоту земли не замечают, что за ними следом семенит маленькая, тщедушная нищенка. Она тяжело
ступает и задыхается. Слезы повисли на ее глазах. Она рада бы оставить этих неутомимых странников, но куда и к кому может она уйти? У нее нет ни дома, ни родных. Хочешь не хочешь, а иди и слушай разговоры.